... Иркутск
Доллар
Евро

«Скрип, скрип, саночки…»: 75 лет назад завершилась блокада Ленинграда

Память о той войне – особая. Ее трудно измерить, еще труднее отлакировать, сгладить в ней острые углы – тем более что она вся, полностью «остроугольная». И воспоминания, проза, стихи, фотографии участников, современников, и документы той опоры буквально притягивают, хватают за руку, не отпускают от себя. С ними получается «или – или»: или не знать, не думать о них вообще, или, подумав и узнав, возвращаться к ним всю жизнь. Хоть немного, хоть набегу, но без принуждения, без казенщины, а по зову сердца. Что-то мы еще не знаем, что-то еще предстоит найти, что-то понять, пережить, с чем-то идти дальше…

У Ленинградской блокады – особое место даже в особом ряду. Слишком пронзительно, больно и страшно. Слишком трагично – и не только по цифрам (каждая единица в которых – человеческая жизнь). Но и по тому, КАК это было. Колоссальны, чрезвычайно велики испытания, выпавшие на долю воинов – защитников города на Неве. Но можно ли вообще измерить блокаду для остальных ленинградцев? В отчетах того времени (как правило, совершенно секретных) названо число погибших и от голода, и от бомбежек, и от артобстрелов. И цифры построенных ленинградцами оборонительных сооружений, выпущенных танков, орудий, минометов, винтовок, автоматов, снарядов, патронов. И тающие нормы снабжения по продовольственным карточкам…

2-1.jpg
На Пискаревском кладбище: то ли марево от Вечного огня, то ли пелена слёз… Фото fotokto.ru

И статистика эвакуации горожан в тыл – она развернулась слишком поздно, в основном уже после первой, самой страшной зимы. Конечно, здесь «напортачила» власть, но и люди поначалу, бархатной осенью 1941-го, не хотели уезжать, думая, что обойдется. А затем уехать было невозможно…         

И цифры о почти мирной жизни. Даже в тяжелое, тяжелейшее, неслыханное время Ленинград держался. Учился, преподавал, ходил в театры и в кино, слушал музыку… Не все, не всегда, а потом совсем редко – но изо всех сил, превозмогая, закусив губу…   

И тут же цифры арестов… За «антисоветские разговоры», «сеянье паники», «вражескую агитацию», «пораженческие настроения», «распространение слухов». Аресты не повальные, не повсеместные, но и не сказать, что единичные.  

И уголовные дела, аресты за каннибализм – людоедство. Тоже не повальные, не повсеместные, но и не сказать, что… И прежде чем осуждать саму тему, вспомним, что из горя, как из песни, не выкинуть ничего. Иначе не приблизиться, не понять, не постичь. И когда понимаешь, то ведь не можешь осудить…

А можешь осудить лишь то, что как раз было не только в блокаду, но и на всей войне. И не только Великой Отечественной. Кто-то и тогда сумел «откосить» от фронта. Кто-то (из начальства) вкусно ел и сладко спал. Но таких тогда все же было немного. Наверняка меньше, чем было бы сейчас. Хотя такой спор менее важен, чем другое: это не должно повториться. В принципе. Никогда. Ни при каких условиях.

Та война все глубже уходит в историю. Всё монументальнее многие (не все) мероприятия в ее память. Но стало больше и театрализованности, наигранности, легковесности. Кто-то торопится заклеймить даже сам разговор об «острых углах», будто он что-то там умаляют. Им еще в победном 45-м ответила блокадница Ольга Берггольц: «И даже тем, кто всё хотел бы сгладить / В зеркальной, робкой памяти людей, / Не дам забыть, как падал ленинградец / На желтый снег пустынных площадей».

Многие за пределами Ленинграда не знали тогда об ужасах блокады. А если и слышали от очевидцев, то сомневались в правдивости. В газетах об этом не сообщали, «разговорчики» пресекались на корню. Одно из свидетельств времени, в том числе такой атмосферы, – опубликованный на днях в Иркутске «Деревенский дневник» Нины Дятловой, молодой учительницы, приехавшей в Прибайкалье из Ленинграда в 1942 году по распределению (город, как уже сказано, учился) и оставшейся здесь. И эти свидетельства лишь подчеркивают масштаб, глубину испытаний тех лет – испытаний, которые ленинградцы выдержали и преодолели вместе со всей страной.

75 лет назад, 27 января 1944-го… но и сейчас, и навеки отсчитывает время ленинградский метроном. За ним и радость Великой Победы, и горечь невосполнимых утрат. И опять метроном, от которого, как от слов песни барда Игоря Кормановского (родившегося, кстати, много после войны), может разорваться сердце:

Скрип, скрип, саночки…
Ледяные кочки…
Ох, да по Фонтаночке
Мать везет сыночка…

Юрий Пронин для ИА «Альтаир»             


Яндекс.Метрика