Уполномоченный по правам ребенка в Иркутской области ответила на вопросы журналистов ИА «Альтаир» и газеты «Байкальские вести»
— Светлана Николаевна, что вам и вашему аппарату удалось сделать с начала 2017 года?
— За это время нам поступило чуть меньше 700 обращений граждан. Они касались защиты прав детей, которые живут в социально неблагополучных семьях, соблюдения жилищных прав несовершеннолетних в связи с переездом из ветхого и аварийного жилья. Также были вопросы по обучению, в основном они касались ребятишек с ограниченными возможностями.
За этот период мы провели больше 25 проверок различных учреждений, в том числе по резонансным случаям. Например, побегу детей из спецшколы в поселке Тельма, Усольского района. Там из образовательного учреждения в конце июля сбежал 21 воспитанник, все они задержаны. Постоянно работаем с Ангарской воспитательной колонией, где не очень благополучная ситуация в последнее время. Так, по сводкам, подростки, освободившись из учреждения в мае-июле, уже успели совершить повторные преступления.
В мае этого года мы вместе с правительством Иркутской области провели межрегиональную конференцию. Ее темой стала профилактика распространения криминальной субкультуры среди детей и молодежи. Касались и вопросов социализации детей, вернувшихся из мест лишения свободы.
— Не отходя от темы, какая у нас в области ситуация с распространением так называемой криминальной субкультуры «АУЕ»?
— Проблема в том, что многие из взрослых считают, будто этой проблемы вообще не существует. При этом школьный парламент провел исследование, и выяснилось, что для детей эта тема очень близка. Это можно понять по тому, в каких группах ребята состоят в социальных сетях. Криминальная субкультура там представлена очень широко различными пабликами (группами в социальных сетях). Чем это страшно? Засорением головы. Тем более что идеология, которую там продвигают, удобна для тех, кто совершает правонарушения. То есть любое вымогательство можно оправдать высокой целью: скажем, сбором на «общак друганам, которые парятся в колонии».
Кстати, проводили опрос среди учителей, знают ли они про эту проблему. Оказалось, что нет. Приехала на одно собрание педагогического коллектива по конфликту в школе, там драка была. Собрался весь педагогический коллектив. Я во время выступления задела вопрос криминальной субкультуры. Учителя сказали: «Что вы, что вы, у нас этого нет!». А я стою перед ними, а на парте прямо передо мной написано синей ручкой вот это самое «АУЕ».
Что касается нас, то, слушая Шуфутинского или Розенбаума, мы в свое время и не представляли, что блатная романтика может как-то нас касаться. Ну поет он, как идет по этапу, как скучает по маме. За что сидел — даже и не думали об этом.
— Как обстоят дела с коррекционными школами в нашем регионе? Все ли в порядке с их материально-технической базой?
— Таких организаций 44. Министерство образования Иркутской области проанализировало состояние материально-технической базы. Оказалось, что обеспеченность учебными пособиями и литературой составляет от 50 до 60 процентов. Спортивным оборудованием полностью обеспечены только четыре учреждения. Оставляет желать лучшего и оснащение производственных мастерских. Тем более что дети в таких учреждениях много времени посвящают профессиональному ориентированию. Должны быть хорошие мастерские. В школах катастрофически не хватает мебели и компьютеров.
Проиллюстрировать все эти цифры можно ситуацией, которая сложилась в коррекционной школе в поселке Квиток, Тайшетского района. Здесь обучается более 70 детей с ограниченными возможностями, все дети-сироты и лица из их числа. В учреждении два новых корпуса, но один, где живут учащиеся восьмых-девятых классов, 30-х годов постройки. Здание находится в аварийном состоянии и, как минимум, требует капитального ремонта. Жить в существующих условиях дети не должны.
Государство поставило перед органами исполнительной власти задачу создать условия, приближенные к домашним, и нельзя допускать, чтобы эти условия мало отличались от тех, из которых мы детей забираем. В ближайшее время совместно с региональным министерством образования мы подготовим аналитическую записку по состоянию материально-технической базы коррекционных школ, которую передадут губернатору Иркутской области.
Светлана Семенова. Фото Яны Ушаковой
— Иркутская область по-прежнему находится на первом месте по количеству детей-сирот?
— Да. Это, к сожалению, так.
— Может, есть какая-то динамика?
— Изменения есть. И, несмотря на такой, к сожалению, «стабильный» показатель, численность этой незащищенной категории населения сокращается. Например, если в 2008 году детей-сирот было 28 тысяч, то теперь — около 21 тысячи. Для сравнения: в Москве этот показатель составляет 16 тысяч.
Причинами положительных изменений стала работа по переводу сирот в приемные семьи, жесточайший контроль профилактики сиротства со стороны исполнительной власти. Кроме того, суды стали по-другому подходить к вопросу лишения родительских прав. Иногда и забрать-то давно надо, а все тянут, чтобы посмотреть и дать шанс. Это в том числе вопросы кодирования родителей от алкогольной зависимости.
— Влияет ли как-то на распространение сиротства в Иркутской области большое число учреждений, где содержатся осужденные? Их на территории Прибайкалья 31, включая подчиненные ГУФСИН Красноярского края.
— Жители других регионов, отбывавшие наказание в нашем регионе, нередко остаются здесь жить и зачастую ведут асоциальный, а порой и преступный образ жизни. У нас, если посмотреть по статистике, в каждой третьей семье, состоящей на учете, есть судимый родственник.
В целом же Сибирский федеральный округ отличается наибольшим числом детей-сирот по сравнению с другими федеральными округами. Такая проблема особенно актуальна в Бурятии, Красноярском крае, Новосибирской и Кемеровской областях.
— Какова ситуация с обеспечением детей-сирот жильем? Этот вопрос до сих пор остается больным...
— Я обратилась к губернатору Сергею Георгиевичу Левченко с просьбой создать рабочую группу для решения вопроса о сохранности жилого спецфонда для детей-сирот. Считаю, что при министерстве имущественных отношений нужно создать учреждение, которое вплотную займется этой проблемой.
Мы часто сталкиваемся с тем, что дети-сироты сдают в аренду помещения, которые получили от государства. Беда в том, что квартиросъемщики и горе-арендодатели должным образом не оплачивают коммунальные услуги, и образовались огромные задолженности. Никто не следит и за состоянием спецфонда, и это приводит к тому, что он быстро приходит в негодность. Недавно довелось побывать в новых домах для детей-сирот в Тулуне, на улице Павлова. Дома построили хорошо, но почти 70 процентов тех, кто получил квартиры, сами там не живут.
По законодательству, за использование помещения не по назначению лицо из числа детей-сирот, достигшее 23 лет и не приватизировавшее квартиру, можно из нее выселить. Дело в том, что в первые пять лет гражданин живет в помещении по специальному найму, а после может оформить его в собственность. Это специальный фонд, его собственником является областное министерство имущественных отношений. Вполне можно в установленном законом порядке ставить вопрос о выселении. Особенно если учесть, что это взрослые, дееспособные граждане, которые должны заботиться об имуществе, которое выделило им государство.
...Вопрос сохранности спецфонда стоит особенно остро, учитывая, что в Иркутской области большое число нуждающихся в жилье. И это не только дети-сироты, но и многодетные семьи, семьи с детьми-инвалидами. По мнению Светланы Семеновой, нельзя распоряжаться жильем так, как делает часть детей-сирот. Тем более учитывая те огромные средства, которые тратятся на это из бюджета.
— То есть сегодня никто не занимается сохранностью жилого спецфонда?
— Получается так. Это полномочия минимущества. Однако отдел из семи человек, в обязанности которого входят и ведение учета детей-сирот, нуждающихся в жилье, и вопросы выкупа и строительства домов, не может вести еще и эту деятельность. Кто-то должен заниматься выселением недобросовестных нанимателей, отслеживанием задолженности по коммунальным услугам.
— Что в Иркутской области нужно сделать, чтобы ситуаций, когда дети становятся сиротами, было меньше?
— Крайне необходимо увеличить финансирование на профилактические программы в сфере сиротства. Сейчас на это выделяется около 7–8 млн рублей по программе «Дети Приангарья». Надо перед формированием бюджета на следующий год поднимать этот вопрос. Ведь проще запланировать целевые средства на реализацию профилактических мероприятий, чем потом платить миллиарды. Это касается жилья для сирот, мер социальной поддержки.
— Затронем проблему насилия над детьми. Есть информация, что ежедневно в России убивают четверых детей. Это страшные цифры.
— По итогам 2016 года в Иркутской области снизились показатели по гибели детей от внешних причин. Однако тревожной остается статистика по «педофильным» преступлениям. Если брать положительную динамику в целом, нужно учитывать, что в этом году был принят так называемый законопроект о декриминализации домашнего насилия — поправки в статью 116 УК РФ «Побои». Побои в отношении родственников из уголовных преступлений перевели в административные правонарушения.
Всего в прошлом году в семьях зарегистрировано 374 трагических случая с участием детей из-за пренебрежения со стороны законных представителей. В том числе 96 со смертельным. Из них насильственных случаев — 2, биологическая смерть — 64, двое утонули в ванной, один умер в результате ожогов, еще двое задохнулись при приеме пищи.
— Какова ваша позиция по поводу декриминализации побоев в семье?
— Я отношусь к этому отрицательно. Считаю, что детей бить нельзя. Категорически. Но это сложная тема, связанная с нашим российским менталитетом. Например, был случай, девочка убежала из дома, потому что мама ее не отпускала гулять позже 23.00. Дочка просто не вернулась домой, а утром, когда она пришла, мать, переживавшая всю ночь, взяла шнур от кипятильника и «отходила» им свое чадо. Женщина не сумела по-другому отреагировать на случившееся. Девочка пришла в школу, там увидели побои, сообщили об этом в полицию. В этом вопросе кого накажут? Ту же мать, которая заплатит штраф в 5 тысяч рублей за нанесение побоев ребенку.
— Другая щепетильная тема. Весной активно обсуждался запрет установки бэби-боксов — специально оборудованных колыбелей, где мать может анонимно оставить ребенка, от которого она решила отказаться. Что вы об этом думаете? Какое ваше отношение?
— Тема действительно дискуссионная. Потому что сегодня установка бэби-боксов противоречит действующему законодательству. Когда волна по установке бэби-боксов пошла по некоторым регионам в рамках общественных инициатив, то посмотрели статистику: детей не стало меньше гибнуть от того, что их положили в специально оборудованные ящики.
В любом случае моя позиция однозначна: дети — это не мусор, их выбрасывать нельзя, люди должны нести ответственность за своего ребенка.
Как специалист, который знает эту тему, скажу, что сегодня созданы крайне гуманные условия и возможности для тех, кто хочет отказаться от ребенка. Никаких уголовных преследований по поводу этого не будет. Можно прийти и написать согласие на усыновление, обратиться в любую больницу, орган опеки.
Я даже с человеческой точки зрения не представляю, что вот эти ящики будут легализованы. Мне кажется, мы предадим какие-то семейные принципы. Это, конечно, способ показать людям, что государство готово принимать отказных детей, но тем не менее отношение к детям должно быть соответствующим. Я против бэби-боксов и считаю, что государство создало все механизмы, чтобы помогать женщине и даже забрать ребенка в случае необходимости. Надо бороться с тем, чтобы у женщины возникало желание отказаться от ребенка.
— Еще один вопрос. Есть ли, на ваш взгляд, смысл в запрете продажи алкоголя в определенные дни — День знаний, последний звонок, школьные выпускные?
— Мы, видя ситуацию по выпускным и школьным линейкам 25 мая, понимаем, что ситуация по преступлениям, дракам, попойкам изменилась. То, что это помогает, очевидно. При этом ясно, что все, кто хочет заготовить алкоголь заранее, сделают это. То есть детей надо воспитывать, прививать определенное, негативное отношение. Тем более интерес к алкоголю у детей, как правило, есть. Например, был случай, когда четвероклассница выпила бутылку красного вина, которое взяла у бабушки. Но конечно, запретами, особенно для всех подряд, полностью проблему не решить. Главное — это воспитание.