Несмотря на, казалось бы, громадные различия между двумя странами, нынешние события в большой политике обнаруживают важные параллели. Так, главной темой на туманном Альбионе вот уже четвертый год является Брэкзит – попытки выйти из Европейского Союза (с одной стороны) или остаться в этой организации. То есть либо интеграция, либо дезинтеграция.
У нас по-другому, но, в сущности, о том же. В очередной раз активизировались переговоры России и Белоруссии, Владимира Путина и Александра Лукашенко на предмет «глубокой интеграции». Настолько глубокой, что на улицы Минска впервые стали выходить довольно внушительные демонстрации в защиту белорусской государственности. И лозунг «Интеграция = оккупация» стал там далеко не самым резким.
Борис Джонсон и его партия консерваторов одержали убедительную победу на парламентских выборах 12 декабря. Фото aobe.ru
Возобновились переговоры и с другим славянским соседом – Украиной. Тут, правда, отношения куда хуже, чем с Белоруссией, и дров уже наломали не меряно. Но (в отличие от России и Белоруссии) в Незалежной (как и в странах Запада) регулярно меняется верховная власть. И вот пришел Зеленский…
Нюансы переговоров – тема, по существу, необъятная. Их, кстати, предстоит провести с Евросоюзом и британскому премьеру Борису Джонсону, чья партия одержала убедительную победу на парламентских выборах 12 декабря. И хотя Джонсон настроен решительно на выход, предстоит решить еще много вопросов. Как и утихомирить шотландских националистов, чья победа в рамках автономии на тех же самых выборах идет вразрез с устремлениями консерваторов Джонсона: премьер – за выход из Евросоюза, националисты Шотландии – против, за то, чтобы остаться. Следовательно, их стремление вывести Шотландию из состава Великобритании получило новый импульс.
Тем не менее, проблемы экономики в отношениях Лондона с Брюсселем, где заседает руководство Евросоюза, были и остаются главными. Вопросы политической власти лишь на втором месте. Притом, что уровень интеграции государств Европейского Союза куда глубже, чем в «треугольнике восточных славян» (название, конечно, условное, так как в этих странах, особенно в России, много представителей других народов). Тем не менее, разговоров, что, скажем, Франция слопает Голландию, или Германия закусит Чехией в прямом, то есть в политическом отношении, нет и в помине.
Иное дело у нас. Призрак полного «присоединения-поглощения-включения-объединения» буквально витает над переговорами Москвы и Минска. Витает, порождая напряженность и недоверие. Можно было бы, конечно, как в Европе – исключительно экономика, торгово-промышленные, культурные, научные связи. Но нет, возник и не уходит привкус иных планов и задач. У нас, понимаете ли, грядет 2024-й, транзит власти и всё такое. Вот если бы присоединить Белоруссию (а формально – пусть даже объединить два государства как вроде бы равные части), то президентские сроки обнуляются, и – вот оно, красивое решение! – можно как бы сначала…
Демонстрация в Минске против «глубокой интеграции» Белоруссии с Россией. Фото intex-press.by
С Украиной свои песни, но тоже о главном. Парижская встреча 9 декабря не принесла готовых решений, зато впервые встретились Путин и Зеленский. Изначальная позиция нашего президента была сильнее. Согласится Зеленский на выполнение Минских соглашений по Донбассу – хорошо: значит, выборы в неподконтрольных Киеву территориях будут проведены раньше, чем речь пойдет о расформировании вооруженных сил ДНР/ЛНР и передаче Украине контроля над юго-восточной границей с Россией. Не согласится – ну и ладно: обвиним Зеленского в срыве Минских соглашений.
Между тем, «клоун» оказался не прост. С его стороны поставлен вопрос: а собирается ли Россия даже при условиях полного выполнения Киевом Минских соглашений передавать Украине контроль над границей? Или просто надеется, что Украина просто никогда не дойдет до этого этапа? Вопрос тем более интересный, что вернувшись с переговоров, Путин тут же заявил, что если передать Украине контроль над границей, то на Донбассе будет резня, как в югославской Сребренице 24 года назад. Тогда боснийские сербы убили несколько тысяч боснийских мусульман. Но если сейчас не доверять в такой степени, то возникает вопрос о смысле переговоров в «нормандском формате» как таковых.
То есть Зеленский все же вынудил Путина проговориться, а значит, украинский президент вернулся из Парижа если не со щитом, то уж точно не на щите. И Киев, обладая куда меньшими ресурсами, чем Москва, стал при новом хозяине интеллектуальнее, заковыристее, и потому неудобнее, чем прямой как шпала Порошенко. Не случайно Путин – политик с колоссальным опытом и тончайшим чутьем – был на пресс-конференции по итогам переговоров не в лучшем настроении. Мяч в игре слегка сдвинулся в российскую сторону, возникла перспектива потери стратегической инициативы…
Расхожий аргумент против «интегрального» сходства России и Британии: многие из окружающих Россию государств когда-то были частью единого целого – Российской империи, а затем Советского Союза. Вроде бы аргумент парируется: Британия тоже была империей, да еще и такой, где «никогда не заходило солнце» – от Канады и Австралии до Индии и Северной Америки.
«Клоун» оказался не прост. Владимир Зеленский на парижских переговорах с Владимиром Путиным. Фото yandex.by
Однако империя империи рознь. Британские колонии не были даже формально равноправны с метрополией, и, что еще важнее, находились «где-то там», за морями-океанами. Да и в этническо-культурно-экономическом плане были не так уж близки к Альбиону. Иное дело – у нас. Мы были сухопутной империей, все «разбежавшиеся» территории – вот они, под боком, географически никуда не делись и не денутся. Да и почти все они до 1991 года были внутри единого государства как его, пусть и формально, но равноправные части.
Британская империя распалась раньше Советского Союза, но и не столь чувствительно для метрополии, роль которой внутри СССР играла Россия. Отсюда наше расставание с прошлым куда болезненнее, фантомные боли ощутимее, попытки вернуться – радикальнее и, обязательно, с военно-политическим подтекстом. Но даже если такой подтекст возникает и в Британии – например, по шотландскому вопросу, то решается он не в пример открыто, с прямым участием избирателей, и без «вежливых», а то и откровенно невежливых людей, как у нас.
Юрий Пронин для ИА «Альтаир»