В начале января 1992 года правительство Егора Гайдара при полной поддержке президента Бориса Ельцина приступило к глубоким реформам в экономике. Первым шагом стала либерализация цен, следом шли приватизация, новые методы валютного регулирования, перестройка и перекройка бюджетно-финансовых и хозяйственных механизмов, отказ от планирования в прежнем его понимании, интеграция в мировое сообщество. Сейчас, через 30 лет, очевидно, что, во-первых, произошли колоссальные изменения. Однако, во-вторых, не менее ясно, что очень многое сделано, мягко говоря, не оптимально. Причем сделано не только в 1990-годы, из пропагандистских соображений названных «лихими» (так легче списать все последующие ошибки), но и позже.
Достигнуты ли стратегические цели, поставленные 30 лет назад? Да, в том смысле, что сейчас нет товарного дефицита в его советском понимании. И в том, что основные параметры экономики являются рыночными. Нет, в том смысле, что социальное неравенство не просто выросло, а выросло чрезмерно. Нет, в том плане, что Россия, как и СССР, не слезла с «нефтяной» (и вообще сырьевой) иглы. Нет, так как масштабы коррупции за 30 лет многократно возросли, особенно в XXI веке.
Слабость государства три десятилетия назад обернулась государством-левиафаном сейчас. Иными словами, сейчас государства в России слишком много – и в экономике, и в политике. Кто-то вообще считает одним и тем же Россию как страну и Россию как государство, хотя первое, несомненно, шире и глубже, чем второе. Сейчас практически все вопросы решаются через государственные механизмы, а общественная активность либо считается подчиненным фактором («приводным ремнем»), либо подавляется. Почему так? Причина – в известной «двухглавости» России, извечных метаниях между Востоком и Западом, демократией и деспотией, отливами и приливами в имперских притязаниях на международной арене. Какой этап мы проходим сейчас, видно невооруженным глазом.
Наверное, каких-то промахов можно было избежать. Например, учитывая и увязывая весь комплекс факторов – не только сугубо экономических, но и общественно-политических, этносоциальных, культурно-психологических. Увы, такого не произошло, хотя, быть может, требования на этот счет сейчас, из 20-х годов XXI века, несколько завышены. Большинство советских людей были не готовы к столь радикальным переменам, хотя были согласны, что дальше так жить нельзя. Соответственно, молодые реформаторы не имели широкой опоры в обществе, да и сами, что тоже закономерно, не всегда были «на высоте».
Извилистыми получились отношения рынка и демократии. В итоге у нас пока не получилась ни западная, ни китайская модель. Разговоры, что, мол, мы идем своей дорогой, может, кому-то и греют душу, но в реальном, практическом отношении весьма легковесны. Есть жесткие параметры, критерии, рамки, которые невозможно обойти. Да, в макроэкономическом, финансово-бюджетном отношении сейчас, к 2022 году, создан внушительный запас прочности. Поэтому угрозы прямо-таки упасть в пропасть нет. Хотя бы потому, что сделать это, находясь в болоте, крайне затруднительно.
Юрий Пронин для ИА «Альтаир»