Четверть века – это и совсем недавно, и – особенно для тех, кому сейчас еще нет или чуть больше 25-ти – целая вечность. Многое изменилось – тогда еще не было мобильной связи как повсеместного явления, не было Интернета, да и компьютеры, если переиначить известную фразу, были роскошью, а не средством передвижения. А с другой стороны, «на войне как на войне» – многие, едва ли не все истины вечны, не подвластны времени, диктуя ход событий до Первой чеченской, в ее разгар и после окончания. Вплоть до наших дней.
Бои в Грозном. 1995 год. Фото m.fishki.net
Другая примета – на официальном уровне о той войне не принято сейчас много вспоминать, говорить, комментировать. Ну, вроде как неудобная тема, исходя из нынешних реалий. У нас вообще, словно в советское время, актуальность тех или иных событий прошлого определяет их «удобностью» сегодня. Хотя они, эти темы, на самом деле тоже не подвластны времени. И никто на самом деле не обязан оценивать «тогдашнее» именно так, чтобы угодить чему-то и кому-то «сейчас». Но и не угождать – тоже не самоцель. Просто надо говорить правду – а там уж как получится: «в струе» или «не в струе» – дело десятое. Просто эти вещи – как было тогда и как хочется сейчас – в разных измерениях. В плоскостях, которые, если быть честным, не пересекаются.
Из лавины информации и наблюдений возьмем лишь несколько фрагментов. Тех, о которых меньше говорят, но они весомы. Разгромив ценой больших усилий и потерь Чеченскую Республику Ичкерия и вернув в свой состав «просто» Чеченскую Республику, Россия сама стала более чеченской. И не столько по национальному составу. Скорее по способам решения проблем, по мировоззрению, по шкале ценностей, по отношению к формальному праву, которые преобладают (и это исторически закономерно) в руководстве Чеченской Республики.
Если говорить об анклаве под названием Ичкерия (ЧРИ), то это был худший из возможных вариантов сепаратизма. Если проще – «черная дыра». Официально, на международном уровне ЧРИ по-прежнему считали частью РФ, но Россия фактически не контролировала эту территорию во всех отношениях, включая силовые структуры. Это примерно как Приднестровье в отношении Молдовы или ДНР/ЛНР в отношении Украины, но с поправкой на чеченскую специфику, которая, надо сказать, значительно усугубила ситуацию.
У президентского дворца Джохара Дудаева. Фото yandex.kz
Долго такая двойственность продолжаться не могла. Тут одно из двух. Либо официальное провозглашение независимого государства со всеми международными обязательствами. Либо новая интеграция, возвращение в состав России. Вероятность первого варианта после Хасавюртовского соглашения по итогам Первой чеченской была выше. Но не случайно сказано про ответственность. Лидеры ЧРИ, особенно радикальное, экстремистское крыло во главе с Шамилем Басаевым, были не готовы к решению таких задач. Их как раз устраивала «черная дыра» в качестве инструмента, основы для экспорта радикального ислама, как они его понимают.
И как раз в ходе Первой чеченской войны произошла радикализация чеченских сепаратистов. Проще говоря, первую скрипку стали играть уже не светские офицеры Советской Армии Джохар Дудаев и Аслан Масхадов, а радикалы Басаев, Хаттаб, Яндарбиев, Удугов, Гелаев, Радуев и иже с ними. И если Дудаев, обладая непререкаемым авторитетом, в целом еще контролировал ситуацию, то второй президент ЧРИ Масхадов и его свита (Закаев, Атгериев и другие) утратили нити управления. Хотя вплоть до осени 1999-го, когда началась Вторая чеченская, российское руководство, скрипя сердце, привечало Масхадова и, в общем, не ставило ему палок в колеса.
Дальше – больше: Масхадов оказался фактически в обозе у Басаева. Впрочем, особо не сопротивляясь. Это, в свою очередь, облегчило нам военно-политическую и пропагандистскую задачу разделить жителей Чечни надвое: либо за Чечню в составе России, либо террорист. Получалось, что иного, третьего, не дано – сепаратистов «с человеческим лицом» не существует.
Первая чеченская закончена. Александр Лебедь и Аслан Масхадов подписывают соглашение в Хасавюрте. Фото dietopic.ru
Но эти события произошли позже. А 25 лет назад, 11 декабря 1994 года, накануне первой годовщины принятия новой Конституции РФ, федеральные войска вошли на территорию Ичкерии как раз для восстановления конституционного порядка (первоначальная формулировка целей операции). Вскоре начались бои в Грозном, который был полностью разрушен. То ли «второй Сталинград», то ли «второй Берлин» контрастировал с Афганской войной, которая, во-первых, даже формально велась все же за рубежом, а во-вторых, там не было крупных боев в больших городах.
За возращение Чечни заплачена большая цена. И солдатской кровью, и звонкой монетой. Благо наступили «тучные», «благословенные» нулевые, взлетели цены на нефть, и Чечню после второй войны просто залили деньгами. А Первая чеченская в итоге стала первым, пусть и неудачным, шагом на этом пути.
Про некоторые из последствий возвращения мятежной территории сказано в начале текста. Были, впрочем, и другие. Когда смотришь видеохронику тех лет, то мелькают кадры интервью корреспондентов центральных, в том числе государственных, телеканалов с Дудаевым, Масхадовым, Басаевым и другими вождями сепаратистов. Практика, когда российский журналист работал несколько дней, а то и недельку-две-три по одну сторону фронта, а затем примерно такое же время по другую, считалось обычным, нормальным явлением. Помнится, и Удугов, и Яндарбиев были участниками больших прайм-таймовых передач в прямом эфире прямо-таки по центральнейшим телеканалам. На фоне войны против них. И это тоже мало кого удивляло.
Уже во Вторую чеченскую практика была иной – перо приравняли к штыку, а подобную свободу слова, когда в оригинале, без купюр и умолчаний, из первых рук, отражена точка зрения обеих сторон – к предательству, измене Родине. Правильно или нет – мнения на этот счет разные, в зависимости от того, ставить ли все «незнаменитые», локальные войны на одну доску с Великой Отечественной или нет. Однако первые, начальные ограничения «ради великой цели» прошли как по маслу, не встретив заметного сопротивления. Затем последовали другие запреты, потом третьи, четвертые, уже не имевшие отношения ни к Басаеву, ни к Удугову. И вот теперь мы имеем то, что имеем.
Изменились не только эти оценки. Помнится, губернатор Юрий Ножиков в 1995 году добился у министра обороны Павла Грачева, чтобы призывников из Иркутской области не посылали в Чечню. Сейчас такой поступок официально назвали бы непатриотичным, а главу региона, скорее всего, уволили даже за попытки так ставить вопрос. Или даже больше чем уволили. Что ж, с движением времени многое меняется. К лучшему ли? Будем надеяться, хотя – и об этом тоже сказано в начале текста – существуют истины, которые неподвластны времени.
Юрий Пронин для ИА «Альтаир»