Иркутск
Китайский майдан: к 30-летию событий на площади Тяньаньмэнь
Большинство споров о студенческих протестах на центральной площади Пекина в конце апреля – начале июня 1989 года ведется через призму дальнейшего развития Поднебесной. Очевидно, что подавление «китайской весны» не затормозило, а, напротив, ускорило реформы. Но, безусловно, и скорректировало: если руководство страны во главе с Дэн Сяопином и до этого не планировало глубокой демократизации общественно-политической жизни, то события на Тяньаньмэнь и особенно их развязка окончательно поставили крест на китайском переиздании советского варианта «гласность – перестройка – Горбачев».
Из наших приоритетов 1980-х там осталось только ускорение экономического развития, но и то в других формулировках и с другим, куда более продуманным, комплексным содержанием. Отсюда (а также, разумеется, из-за глубинных, исторических отличий Китая от России) и грандиозный успех, колоссальный рывок КНР в последующие 30 лет. Но, опять же, это не касается политической сферы.
Успешный опыт «китайского чуда» популярен в нашей стране. Часто можно слышать, что разгон оппозиции на Тяньаньмэнь стал основой, обязательным условием бурного роста экономики. Иными словами, народные волнения якобы в принципе вредят развитию государства, не позволяя совершить рывок, прорыв в постиндустриальное, наукоемкое, высокотехнологичное будущее. И, напротив, возьми верх протестующие, Китай бы до сих пор был отсталой страной.
Дальше идут охи-ахи: мол, нам бы так, зря не раздавили танками Горбачева, Ельцина и их сторонников. Что ж, поиск простых решений, да еще и копирующих зарубежные образцы, дело заманчивое, но, увы, неконструктивное. У нас, как уже сказано, совсем не Китай – иная история, обычаи, традиции, устои. Да и в конце 80-х – начале 90-х ситуация была принципиально разной: у нас уже несколько лет шла интенсивная демократизация общественной жизни, причем в этом процессе участвовали многие представители правящего класса, в Китае же протест был эпизодом почти на ровном месте, а состав его участников был в значительной степени радикально-маргинальным.
Получилось так, что Россия, как ей и положено, застряла между Ближним Западом (страны Восточной Европы) и Дальним Востоком (Китай): у нас, как на Западе и в отличие от Китая, «бархатная революция» победила. Но, в отличие от стран Восточной Европы, затем не пошла вглубь, а во многом была свернута. На то он и двуглавый орел…
«После этого» – не обязательно «поэтому». Как уже сказано, экономические успехи Китая после событий весны 1989-го часто напрямую связывают с разгоном демонстрантов на площади Тяньаньмэнь. Но есть и противоположные аргументы, причем наглядные: например, отколовшаяся часть КНР – изначально «буржуазно-демократический» и при этом процветающий Тайвань. Добавим сюда Японию, Сингапур, Южную Корею, ускорились и Таиланд, Индия, Индонезия. Так что экономический рывок может произойти в условиях демократии не только на Западе. Однако, учитывая масштабы Поднебесной и огромную численность ее по преимуществу аграрного населения, мог бы и не произойти. Во всяком случае, жесткой закономерности нет, вопрос скорее не закрыт, а по-прежнему открыт для дальнейшего изучения.
Примечательно, что 30 лет назад в СССР разгром на Тяньаньмэнь не был воспринят как сигнал к свертыванию у нас политических реформ. Скорее наоборот: следом, в середине и второй половине 1989 года рухнули коммунистические режимы в Польше, Венгрии, ГДР, Чехословакии, Румынии, Болгарии, и на этом фоне «осечка» в Пекине отошла на второй план. Впрочем, экономическое развитие этих сравнительно небольших стран, не будучи столь стремительным как в Китае, тоже и все же успешнее, чем в России…
Михаил Горбачев посетил КНР с официальным визитом в мае 1989 года, когда протесты бушевали вовсю, но, как и в странах Восточной Европы, не стал вмешиваться. Впрочем, в отличие от руководства европейских стран «народной демократии», китайские лидеры его об этом и не просили – не те масштабы страны, другие возможности, иные взаимоотношения, так что справились сами и справились по-своему.
И все же за либерализацию экономики при сохранении руководящей роли КПК пришлось заплатить высокую и – если говорить о событиях на Тяньаньмэнь – антигуманную, бесчеловечную цену. И, надо отметить, китайское руководство – и Дэн Сяопин тогда, и Си Цзиньпин сейчас – прекрасно понимает, что, несмотря на пропагандистские клише о чьем-то вмешательстве, это был эпизод гражданской войны, междоусобицы соотечественников. Именно поэтому в Китае приказано молчать о тех событиях. Молчать и, стиснув зубы, идти вперед. Ведь праздновать нечего – это было бы (на заметку нашим сорви-головам!) совсем уж потерей морально-нравственных ориентиров. Но открыто педалировать трагизм тех событий – значит, признать и неправоту действий государства 30 лет назад, и ошибочность модели «рынок без демократии» в целом.
…Что-то все же подсказывает, что в Китае со временем станут публично обсуждать (и не осуждать!) протесты на площади Тяньаньмэнь. Но это произойдет только тогда и только так, чтобы не мешать, а наоборот, помочь дальнейшему развитию страны.
Юрий Пронин для ИА «Альтаир»
Присоединяйтесь к нам:
Telegram
Вконтакте Поделитесь новостью с друзьями: