Иркутск
«Машина без двигателя»: можно ли рвануть в экономике, не меняя структуру власти?
Ежегодное послание президента – программный документ, а потому возвращение к нему всегда актуально. Одной из особенностей обращения Владимира Путина к Федеральному собранию и всему народу стали, можно сказать, «горы в пустыне». Получается, что, с одной стороны, есть федеральная власть, то есть Гора – прежде всего, президент и правительство. Их задача – решить стратегические проблемы (рост экономики в целом, борьба с бедностью, цифровизация) и – это прозвучало наиболее рельефно – осуществить перечень дополнительных выплат малоимущим гражданам.
А между этой властью и народом, выходит, Пустыня. О разного рода «приводных ремнях» или, другими словами, общественно-политических институтах в послании сказано крайне мало, почти ничего. Ни о балансе властей, ни о развитии гражданского общества, ни о соотношении прав регионов и федерального руководства, ни о местном самоуправлении, ни о партиях, ни о структуре и полномочиях правоохранительных органов. Подчеркнуто лишь, что «времени на раскачку нет» (в который раз!) и всем необходимо хорошо и много работать.
Одной из особенностей обращения Владимира Путина к Федеральному собранию стали, можно сказать, «горы в пустыне». Фото look.com.ua
Создается впечатление, что президента в целом устраивает вся система государственного и общественного устройства в стране. И если нужны изменения, то косметические, точечные, в духе «если кто-то кое-где у нас порой», не меняющие картину в принципе. Да и «косметика» направлена, пожалуй, на усиление гористо-пустынного ландшафта, а не на возвращение к лесистой или хотя бы к лесостепной местности.
Собственно, драма (а то и трагедия), участниками которой являются только Вождь и Народ, а остальное – институты, сдержки, противовесы – побоку, многократно сыграна в истории, к тому же в разных вариациях. Если же перейти от общих рассуждений к практике, то президент не случайно настаивает на как минимум 3-процентном росте экономики начиная с 2021 года. В 2018 году этот показатель составил не более 2 процентов. В цифре 2,3 процента, озвученной министром экономического развития Максимом Орешкиным, глава государства, похоже, сомневается – иначе наверняка упомянул бы в своем послании лучший за 6 лет показатель.
Так вот, многие из простых смертных сомневаются и в двух, и в полутора процентах: мол, откуда, мы вообще не чувствуем роста. И они правы, отмечает декан экономического факультета МГУ Александр Аузан. По его словам, государственные, общественно-политические институты современной России настолько неэффективны и, как следствие, распределение доходов и собственности настолько неравномерно и несправедливо, что простолюдины почувствуют хоть какое-то улучшение, начиная только с 3-процентного роста экономики. Проще говоря, то, что меньше 3 процентов, банально растаскивается кем надо и куда им надо.
Александр Аузан, декан экономического факультета МГУ: «Государственные институты в России крайне неэффективны». Фото verelq.am
В наличии два варианта дальнейших действий. Первый: улучшать общественные институты, то есть начинать политические реформы. Давно назрело, но, как проверено историей, всегда несет в себе риск дестабилизации и особенно потери власти теми, кому она сейчас принадлежит. Да и странно ожидать от тех, кто 20 лет двигался в одну сторону, разворота в иную, по существу – противоположную. Наверное, это сподручнее другим людям.
Отсюда второй вариант, который и пытаются реализовать: достичь 3-процентного рубежа, не улучшая институтов. А там, если масть пойдет, и 4–5–6-процентного. То есть механически, за счет сырьевой ренты, директивного усиления дисциплины, а также других механизмов «тонкой настройки» (например, повышения налогов, пенсионной реформы и т.п.). Если сформулировать еще проще, то рвануть в экономике, не меняя структуру власти.
На практике это выглядит так. Например, обсуждают «яйцеголовые» айтишки / экономисты / политологи по заданию президента и правительства концепцию цифровизации всей страны. Ну и формулируют два пакета предложений – оба, по их мнению, взаимосвязанных, а значит, обязательных. Первый пакет – технические, технологические параметры цифровизации. Второй – преобразования государственных и общественных институтов, то есть политическая реформа. Логика такая: непременным условием цифровизации является эффективная общественно-политическая среда, а сейчас она неэффективна.
На азиатском направлении нам объективно ближе опыт таких «драконов», как Япония, Южная Корея, Тайвань, но не Китай. Фото geo-1.ru
Что дальше? В Кремле говорят: «Молодцы, ребята» и… оставляют только первый (технический) пакет, а политический попросту выбрасывают в мусорную корзину. Это примерно то же самое, как если сконструировать вместо «Запорожца» крутую иномарку с кучей «прибамбасов», но вытащить из машины двигатель. Может ли она поехать? Только если кто-то (зарубежье) возьмет на буксир (это категорически отвергается) или самим толкать вручную. Отсюда и крайняя туманность (если не сказать резче) цифровизации российской экономики как реального скачка в будущее.
В наших рассуждениях нет очень важного элемента, ухудшающего и без того сложную ситуацию, – западных санкций. Но и без них, как видно, концы с концами не сходятся. И ссылки на китайский опыт тоже не вполне уместны: другая страна, другая история и обычаи, другой этап развития. И если уж об извечном и мучительном выборе двуглавой России между Западом и Востоком, то на азиатском направлении нам объективно ближе опыт таких «драконов», как Япония, Южная Корея, Тайвань, даже (хотя и в меньшей степени) Индия. Но такой курс, опять же, предполагает глубокие реформы нынешней российской государственности.
Юрий Пронин для ИА «Альтаир»
Присоединяйтесь к нам:
Telegram
Вконтакте Поделитесь новостью с друзьями: